К тусклым в копоти, древним, прильнув образам,
Я угрюмым Cвятым всё как есть рассказал:
Что, мол, Жизни деньки, словно в поле зверьки,
Удержать мне невмочь – так юрки и бойки,
Все распрыгались прочь, как сурки, как сурки…
В водах Жизней Реки, что, как мрак, глубоки,
Я то, радуясь, плыл, то тонул от тоски…
Где-то жил, лицедея, как в «Камеди Клаб»:
Слыл как плут или шут, то страстей своих раб,
Или бесам служил, как жестокий сатрап…
Я то вновь восходил на Судьбы пьедестал,
Где всё было шикарно и любо,
То в тумане невзгод громко выл и роптал,
От обид искусав свои губы…
Я считал за позор оставаться в долгу
И терпеть униженья подолгу,
И обид не прощал ни друзьям, ни врагу,
Предпочтя всех наказывать строго…
Я обиды и месть в свои гены впитал
И наивно считал: злоба – мой капитал…
Но за злость я в ответ получал только злость,
И немало мне бед претерпеть довелось,
Полагаясь на месть, на враньё и «авось»…
Ради мести горим мы под Духа Огнём,
Ради страсти грешим и неистово лжём,
Ради грязных забав и жестоких утех
Беспощадно вредим и преследуем тех,
Кто для нас стал источником дерзких помех.
Но однажды в обиде решил я: «Держись!
И попробуй ответить иначе:
Не губи чей-то кров, не ломай свою жизнь –
Хватит жить среди горя и плача!»
Я себе отвечал: «Всё, терпеть не могу!
От добра мало проку и толку…»
Но сказала Душа: «Я тебе помогу!
Потерпи, ждать осталось недолго!»
Я терпел! Выл от боли, сгибаясь в дугу!
Но, терпя, помогал всем и в дождь, и в пургу…
Помогал бескорыстно, без пафосных слов,
И в нужде сам подставить плечо был готов,
А за зло я старался воздать лишь добром…
И прощал, всем прощал – и черéз «не могу»
Углублял я Добро на Любви Берегу!
С Ней свой день начинал, познавая Её
И терпя наговоры, проклятья, враньё,
Укреплял я Терпенье – оружье своё!
И оно, не предав до последнего дня,
Без похвал, без наград и отличий
На Путь Света всегда выводило меня –
Пусть он и не всегда романтичен!
Я с терпеньем своим и врагу помогу!
Даже если враг очень жестокий,
Я его и понять, и простить – всё смогу,
На Терпенье давая Уроки!
Исповедавшись, тихо с колен я привстал
И угрюмым святым напоследок сказал:
«О, Святые! Пускай моих Жизней деньки
Кое-где были, прямо скажу, нелегки,
Но терпенье моё, словно с гор ручейки,
Наполняло теченье Терпенья Реки…
И теперь дни невзгод для меня – пустяки!
Пустяки!
Пустяки!