О, Грузия! Что помню я,
В жизнь прошлую свой взор бросая?
Благословенные края,
Где солнца песня золотая
Лучится в гроздьях винограда,
Играет в девственном вине,
Целуется с ручья прохладой
И угасает в сладком сне…

Где холод скал и мрак ущелий,
И русла пересохших рек,
А в небесах, на гор постели
Сверкает бриллиантом снег.
Где с севера сползают тучи,
Их незатейливый шатёр
Всё поглощает: лес дремучий,
И плешь равнин, и цепи гор…

А туч поток свинцово-рваный
Несётся к морю быстро, вскачь.
Их погоняет ветер рьяный,
Футболит лихо, словно мяч…
Ещё я помню: над долиной,
На гребне скал, словно венец,
Венчал ущелье замок дивный –
Это и был царя дворец.

Здесь юность вся моя когда-то
Под сенью серых крыш прошла
И был царевич мне за брата.
Свои сердечные дела,
Свои мечты и даже горе
Он всё со мной как брат делил,
И на равнинном, на просторе
Искусству боя обучил.

Ещё я помню, как ходили
Мы с ним на лошадях к княжнам,
Как безоглядно мы любили
И как вольготно было нам…
Какую свадьбу отгуляли,
Когда он в жёны взял Тамар!..
Но вскоре в трауре стояли:
Царь умер, хоть и был не стар.

Я был уже поэт придворный,
Теперь же – главный казначей
И жил в трёх комнатах просторных,
Всегда имел полно ключей.
И думал я всегда о деле,
О пополнении казны,
Чтоб сундуки не поредели
И были чтоб всегда полны.

Писал стихи о добром, вечном,
О странствиях и о любви,
О приключеньях бесконечных,
Где тигры, витязи и львы…
Но счастье вновь не долго длилось,
И, как всегда, внезапно, вдруг!
Жизнь от стенаний омрачилась:
Скончался царь, мой лучший друг…

Я помню: гроб, зажжёны свечи
И копоть факелов дымит,
И как дрожат у гроба плечи,
И пальцы проросли в гранит…
Она всё мужество призвала,
Чтоб в горе этом устоять
И чтоб на лезвие кинжала
Печаль свою не променять…

Как только мог я постарался
Слова все нужные найти,
Чтоб горьких слёз поток прервался,
Чтоб снова жизнь могла идти.
Я стал ей другом, даже братом,
Во всём старался помогать:
В веденьи дел и в деле ратном,
И как страною управлять.

Я был уже давно известен,
Давно прославиться успел:
Моих уже немало песен
Народ как откровенья пел.
Она была строга, упряма
И не в пример другим умна,
Жила без хитрости и прямо,
Стараясь делать все сама.

Никто – ни брат и ни визири –
Разубеждать её не смел.
С соседями держалась в мире,
Я помогал ей как умел.
На мне не только казначейство –
Груз дипломатии лежал:
Все свары, ссоры и злодейства
Единолично я решал.

Народ всегда был мной доволен,
Я защитить его умел
И из-под княжеской неволи
Спасти немало Душ успел.
Против меня плелись интриги –
Поперёк горла многим встал,
Скупались и сжигались книги,
Чтоб их народ не увидал.

Тамар во всём мне доверяла
И в курсе дел моих была,
Перед князьями защищала,
Меня унизить не дала.
Когда давала письма в руки,
Ладонями касаясь рук,
То через пальцев ток упругий
Я слышал её сердца стук.

Любил ли я? Что было силы!
Но не сказал ей ничего…
Меж нами разверзлась могила –
Царя и друга моего.
Любила ли она? В безбрежных,
В бездонных водах её глаз,
В дрожаньи рук, порывах нежных
Я это чувствовал не раз.

Народ нас уж давно помолвил
И с нетерпеньем ждал итог,
И двор язвительно злословил,
Но сделать ничего не мог.
Нет, смог! И недоверья гири
Вмиг перевесили любовь!
Три подлеца, лжецы – визири
Сомненьем отравили кровь.

Воспользовавшись тем, что долго
Я был в отъезде, во дворце
Подстроили мне два подлога,
Подсунув золото в ларце.
Тамар сказали, что ни разу
С тех пор, как все ключи даны
Шота – по царскому указу –
Никто не проверял казны.

А между тем плодятся слухи,
Что он украл один ларец!
И это подтвердили слуги,
Да и пропажа, наконец,
Хранится в спальне, под кроватью,
Там, где ночует казначей.
Быть может, он хранит в нем платья
И дубликаты от ключей?..

Когда сундук тот открывали, –
Все нетерпением полны, –
Визири тут же в нём признали
Оружье царское с казны.
И вот, счастливый и усталый,
Я всё уладил, наконец, –
Преодолев весь путь немалый,
Вновь возвратился во дворец.

Таинственно исчезли слуги,
Как будто прячась от меня,
Как будто болен я недугом,
Бежали, словно от огня…
Боль неосознанной тревоги
Меня под ложечкой грызёт…
Я тут же, сразу же с дороги
Пошёл к Тамар, чтоб дать отчёт.

Когда узнал я о подлоге
И о ларце, что в дом попал,
Я тут же ей поклялся Богом,
Что в жизни ничего не крал!
Я удивлён был и растерян!..
Но не от подлости людей,
А от того, что не уверен
Был кто-то в честности моей.

И этот кто-то – мой любимый,
Мой самый близкий человек!!!
Обидой, гордостью гонимый,
Я ускакал, как тот абрек.
– Как дальше жить? И жить ли стоит? –
Мне ветер в уши просвистел.
– Умри! – мне вьюга в сердце воет.
Тогда я умереть хотел…

О, да! Я гордый был мужчина!
Не все меня теперь поймут.
Поймут лишь горцы и грузины,
Что в сердце с гордостью живут.
Как выжил я в тот миг, не знаю,
Но, видно, всё ж хватило сил…
Я брёл от края и до края,
Немало стран исколесил.

Меня и ханы, и султаны
Просили, оставляя жить,
Но продолжал я путь свой странный
И стал свободой дорожить.
Меня тянуло, где когда-то,
Две жизни прошлые назад,
Его я встретив, верил свято
В Того, Который Сам был свят!..

Придя на родину Иисуса,
Я понял, что успел устать
От жизни, от её искусов,
И стал монахам помогать.
Я рисовал деянья, сцены
Божественного Бытия,
Изображал святых на стенах
Крестового монастыря.

Но вот когда в последней сцене
Со мной произошёл удар,
В предсмертном, истинном, мгновенье
Я умер с именем: «Тамар!»

Орис

∗40 дней Отшельничества в пещере∗

7 августа 1996г. 19:00 час.

​